Стихи

Беспримерной глупостью обесцвечен,
Твой красивый профиль теряет шарм.
Твои обтекаемые предплечья
Не станут причиной душевных травм.
Глаза осколками хризолита
Больше не светятся в темноте.
Стопы шагают по серым плитам
Так, как будто ты пустотел.
Твой имидж подвыпившего кретина
Отныне не в моде у здешних баб,
Ведь даже присвистнутая Алевтина
Теперь не уборщица, а прораб.
Ты теперь не в тренде, не актуален.
И летят презрительные смешки
За тобою вслед из враждебных спален.
Прямиком назад, в республику ШКИД,
От себя самого сквозь шипенье ночи
Ты бежишь, цепляясь за косяки...
Беспримерной глупостью изурочен
Твой анфас, красивый не по-мужски.

Ангелина Богдановна - опытная ангелица -
Прикрепилась недавно к уютному городу Б.
От мороза на крышах звенит чешуя-черепица,
По-домашнему мягок податливый снег при ходьбе.

Ангелина Богдановна любит январские ночи
и рисует на лицах уснувших людей позитив.
Облака, распушившись (недавно приплывши из Сочи),
Собираются дружно в фигуру "тибетский мастиф".

Ангелина Богдановна в шапке с пушистым помпоном
Растрепавшийся локон сдувает с румяной щеки,
Пролетает над городом Б, разомлевшим и сонным,
Увлечённо бросает в потухшие окна снежки

И резвится, и звонко хохочет, и смех рикошетом
Отлетает от стёкол узорных, чешуйчатых крыш.
Ангелина Богдановна счастлива в городе этом
И уже никогда не вернётся в чванливый Париж.

Мокрая невесомость. Унылая панорама
Цифрового господства, общественного коллапса.
Ошибка генома, невиданный сбой программы
Томится в одной из стеклянных капсул:
Новая раса - homo sapiens с геном медведя.
Особь мятежная - однажды выплюнет трубку,
Развидит в машинных шифровках свои буки-веди,
Выйдет из капсулы и займёт капитанскую рубку.
Компьютер не совершенен: слева и справа
Бьются в стекло инсургенты, презревшие коды.
Как я смогла затесаться в эту ораву?
С тела сдирала вживлённые электроды,
Больно из мозга кабели вырывала.
Горько молила, чтоб заново обманули...
Жила бы в неведении дальше и кайфовала.
Зачем проглотила малиновую пилюлю?

Чуть-чуть пьяна,
На грани саботажа.
И кажется, совсем не так уж важен
Фасон цветного платья изо льна.

Разворошу
Полнометражки жизни:
Ползут рядком, одна другой сюрпризней,
Вдруг - метка перехода, белый шум...

Сижу, курю,
Гляжу на сигарету.
А может, я неправильно одета?
А может, лишним был дешёвый брют?

И допоздна
Сомнения и слёзы,
Ежевечерние метаморфозы -
О, я бунтарка, коих мир не знал!

Но стоп кино:
Примерная мамаша,
И в мультиварке преют пшённой кашей
Мои неопровергнутые "но".

Бабье лето. Солнце как глазунья -
всмятку на скворчащих облаках.
Ставши на седую прядь разумней,
с ленью совладавши кое-как,
пропуская осень между пальцев
и браня по маме весь процесс,
Таня собирает в плошку кальций,
витамины группы В и С,
фосфор, магний и гормоны счастья -
кислые осенние плоды.
Ветки зло царапают запястья -
вот тебе награда за труды!
Таня обирает облепиху,
"наше всё" цитируя под нос.
Скрючены и выкручены лихо,
разрослись побеги вкривь и вкось.
Каждый куст характер свой имеет,
этот - недотрога и брюзга.
Но когда от холода замлеет
вся природа, кутаясь в снега,
облепиху вечером досужим
разведём в янтарный тёплый морс.
Мы спасёмся от январской стужи,
даже если мир вокруг замёрз.

Сияли белым лилии -
их выкрасили в синий.
Унылую идиллию
Застоев и засилий

мы холили, лелеяли,
совокупляли всуе,
отмаливали трелями,
хлыстами полосуя.

А лилии всё таяли
и стали бестелесны...
Обнял меня за талию
и сжал так больно, тесно,

сверлил глазами впалыми
лицо моё и тело,
заманивал астралами -
я умилялась, млела,

и каялась, и плакала,
и лилиями пахла...
На лестнице Иакова
иллюзия иссякла.

Спонтанные мысли - не мысли, слова - не слова...
Упорно не строятся рифмы хозяйственной сборки.
Никак не выходит размеренно повествовать -
Всё вспышки да всплески, да фрейдовские оговорки.

Помыт, отутюжен и нагладко выбрит асфальт,
И пахнет он - вы не поверите! - мокрым асфальтом.
Вчера по нему прокатился открытый гештальт -
Сегодня гудит он, растоптанный, мрачным контральто.

Девчушки-подростки шагают, коленки торчат
Навстречу секущим артрозам и полиартритам.
Вульгарные выкрики злых угловатых девчат
Звенят в голове как поруганная Рио-Рита.

Мне тошно и пусто. Враждебен, насмешлив, суров
Потасканный мир, и, при всех его мнимых прикрасах,
Он выжмет все соки из дойных наивных коров,
До блеска оближет подошвы сапог волопаса,

Завяжет в диковинный узел начало начал,
Проглотит его, переварит и сплюнет со смаком.
К костлявым коленкам девчат, похотливо урча,
Протянет он щупальца, коих полтысячи с гаком,

И выберет ту, у которой ни мыслей, ни слов,
Не клеятся рифмы, упорно не вяжутся строки...
Причмокнет, прищёлкнет, хитро созерцая улов,
И скверной осыплет, похвалит за сплетни и склоки.

Подсохший асфальт безмятежно лежит на костях,
Следы фестиваливших третьего дня незаметны.
Коленками тощими немелодично хрустя,
Девчушки-подростки ушли в обособленный этнос...

Атрибуты предсонной истомы -
Хрупких грёз приоткрытый тайник,
Пятый лист двадцать первого тома
Самой скучной из выбранных книг.

Бойкий стрёкот ночных насекомых,
Что в дремотном сознаньи возник,
Колыбельная спящего дома -
Смесь дыхания, храпа, возни.

Белокурый упрямый потомок,
Что уснул и над гаджетом сник,
Расслоение линий и кромок,
Тишина, мутный лунный ночник...

Дом, где я живу, построил ты.
Ты воздвиг обитель alma mater,
заложив частичку доброты
где-то под фундаментом столбчатым.

Стены ты ваял из кирпича
и скреплял их бережно цементом,
в перерывах пил зелёный чай.
Благодарностей, аплодисментов

ты не ждал, ведь ты не поп-певец
и не футболист, и не политик.
Скромный созидатель и творец
крышу крыл надёжностью покрытий,

на огромной высоте скользил
по лесам, тобой же сбитым наспех.
Ты построил банк и магазин,
и для многих ты построил счастье!

Ты мешал отчаянно бетон,
ты дышал строительною пылью,
потный, грязный, вечно занятой,
опытный, дотошный, щепетильный.

Ты построил здание суда,
храм, библиотеку, дом культуры.
И была рука твоя тверда,
сжавши прут рифлёной арматуры.

Ты всё строил, строил, но забыл
сколотить на этом состоянье.
Ты кусками профильной трубы
укреплял основы мирозданья.

Ты, строитель, вспомни о себе!
Отыщи себя меж пеноблоков,
умилиись столь редкой похвальбе,
отдохни и выдохни немного.

Город, государство, шар земной
Ты отстроил тихо, без бравады.
Отдохни, сегодня праздник твой!
Принимай поклоны и награды!

Припудри нос, и хватит. Всё, идём.
Расправь осанку, тело скомпануй
так, чтоб ладони чуяли весну,
затылок - недвусмысленный издёв,

а по бокам (не путай право с "левым")
пусть фрейлины облепят королеву

и повествуют сплетни без ума.
Обычная модель, привычна всем,
как Одиссею проза одиссей,
как снег зимой и снежная зима,

как опрометь для тех, кто опрометчив,
как Иоанн немыслим без предтечи,

как то да сё... Да знаешь ты сама...
Припудри нос и вздёрни, и курнось,
и нагло отрицай земную ось,
и громко говори, что ты нема,

и не ответствуй, это не пристало.
А там, где раньше совесть обитала,

пусть будет твой замысловатый нос,
сменивший не один десяток форм.
Припудри. Ведь тебе не комильфо
терять лицо и уходить в занос.

И не реви: ты этого желала,
поддакивала ты и подпевала,

когда Христа на казнь волокли.
Ты плакала в тот день. Не вспоминай.
И без того экспрессий до хрена.
Всех нас в тот день топтали и секли...

Отведай новый мир на зыбкость точек,
на стоимость твоих столетних почек,

на перегрев и крайний недолом,
на выжатость, на срощенность корней.
Чем меньше размышлений - тем верней
и тем непроницаемей чело.

Припудри нос. Возврат не предусмотрен,
и не ветхозаветен твой апокриф.

Оденься в доброту и выйди вон,
Чтоб не смущать педантов оголтелых.
Отныне сам себе ты компаньон,
Владелец опрокинутого тела,

Дурак, дебил и скопище проблем,
Неумный, неразумный, неудобный.
Ты неправдоподобный мим и мем,
Ты отделён от мира, обособлен.

Обуйся в кирзачи, твори добро
Во имя благодарного кумира.
Донатил во спасение бобров,
Пожертвовал протез для командира,

Лепил листовки клеем ПВА
И украшал призывами подъезды,
И постил всевозможные слова,
В которых вместо звёзд мелькали "звезды".

На голову ушанку натяни,
Ушанка по фасону - добродетель.
Немного отдохни в чужой тени -
И снова в бой за Ветхие заветы.

Согрейся добротою рукавиц,
Видавших виды самого Союза.
И наконец, отправься в Аушвиц
И проскользни в ворота смерти юзом,

Почувствуй под стопой фантомный хруст
И ощути, как "труд ведёт к свободе".
Недобро здесь бренчат гирлянды люстр -
Под ними Хёсс отчёты колобродил.

То зло. Ты не напрасно проклинал
(Имеешь исключительное право)
Тех, кто забыл, как гиблый Биркенау
Освобождала добрая держава.

Надень на брови добрые очки
(Пускай немного розоваты стёкла),
Воспринимай насмешки и тычки
Как в меру безобидный меч Дамоклов.

Спасай котов и навещай приют,
Соседке старой помоги по дому.
Вокруг тебя советчики снуют,
А ты их посылай на... ипподромы

Вытаскивать арабских скакунов,
Застрявших в деревянных крестовинах.
- Не по нутру? Не доброе кино?
Отведайте хотя бы половину!

Накинь на плечи добрый пуховик,
Не вымазанный кровью беззащитных.
Твой разум - храм, который ты воздвиг, -
Не прослывёт особняком элитным.

Оденься в доброту и плюнь на всех,
Спаси от смерти гордую неясыть.
И тех заблудших, что "понад усе",
Тебе добром придётся опоясать.

Всепоглощающая ночь
на крышах тысячеэтажек
неторопливо разместит
расплывчатые телеса.

Я до бессонницы охоч
и от неё зависим даже
(ночные бдения в чести
у доморощенных писак).

От поэтических забот
и философских размышлений
я отгоняю липкий сон,
хватаю Музу на рандом.

А тысячеэтажный кот
в жеманной и блаженной лени
полночи трётся о бетон,
мурчаньем сотрясая дом.

Тысячеглазый, но слепой,
мой "небоскрёб на минималках"
в обнимку с ласковым котом
уютно дремлет, сладко спит.

Трамваи спрятались в депо,
и комары играют в салки,
и навалилась ночь пластом,
и Муза в ухо мне сопит...